Написано Сосипатр_Изрыгайлов Оригинальное сообщение ПРИЗРАКИ и ПОЛЬША















 Читателям Инофорума



Друзья,


сегодня я выступаю в необычной для себя роли беллетриста – историка, освещающего российско-польские отношения в XX веке. Возможно, те, кто ожидал очередной субботний фельетон, будут разочарованы, но не написать о Польше я не мог. В особенности сейчас, когда некоторые официальные и неофициальные российские лица наперегонки спешат осудить действия Сталина в 1939 году и даже покаяться в им содеянном, как будто нам и без того не хватает западных хулителей и обвинителей!


 


Да в чем собственно каяться? В том, что сталинское руководство на радость Западу не пожелало подать СССР как второе блюдо на обед Гитлеру сразу после Польши? Или в том, что, подписывая Пакт (кстати, одними из последних в Европе) о ненападении, Москва нашла просто гениальный дипломатический выход из сложившегося тяжелейшего положения?  


 


Пакт не только отвел на время непосредственную военную угрозу от СССР, он еще сделал возможными две, казалось бы, невыполнимые на тот момент задачи. Во-первых, только подписав Пакт, СССР наконец заставил отказаться Великобританию и Францию от их политики умиротворения Гитлера и увлечь их в военную конфронтацию с нацистами, чего не удавалось достичь никакими другими диплоиатическими способами  много лет до этого. Во-вторых, пакт сильно разозлил Японию, которая, будучи недавно крепко битой Красной Армией, увидела в действиях Германии “предательство” и отказалась от уже намеченных планов помогать Гитлеру в нападении на СССР.


 


Или, может быть, надо сожалеть об освобождении народов Западной Украины, Белоруссии и Литвы из-под национального польского гнета и возвращения польской и советской границ на линию Керзона, которую Польше и СССР 20 лет до этого в Версале и определило международное сообщество?


 


Кстати, первая реакция международного сообщества к Пакту и последующим событиям в 1939 году резко отличалась от нынешней истерии. Американский журнал Тайм писал в 1940 году, что Отто фон Бисмарк, был бы он жив, аплодировал Германии и России за Пакт о ненападении, заключенном в строгом соответствии с нормами Realpolitik. Как известно, под этим термином гений немецкой политики понимал крайне прагматичные, исключительно полезные для страны действия, которые необязательно имеют моральное наполнение.


 


Нужно ли говорить, что вся современная политика, скажем, США строится исключительно на лекалам Realpolitik. Например, Рональд Рейган, который на каждом углу подчеркивал свою ненависть к коммунизму, наложил на СССР полное экономическое эмбарго, а коммунистическому Китаю преспокойно разрешал продавать буквально все, вплоть до самых высоких американских технологий.


 


В заключение, скажу, что рассказ "Призраки и Польша" полностью основан на реальных исторических фактах с фантасмагорической беллетрической составляющей, где автор постарался свести собственный субъективизм к минимуму. 


 


Ваш Сосипатр Изрыгайлов


 


 


ПРИЗРАКИ и ПОЛЬША


 


16 сентября 2009 года, как только потемнело, в трехстах метрах к юго-западу от дома №1/7 по Староможайскому шоссе в Москве, на пруду можно было видеть необычную картину.



Черная гладь пруда замутилась, забурлила и в воздух стал подниматься пар, который скользнув по ракитовым кустам, перекинулся по прибрежным травам на можжевельник, а с него накатился на стоящий рядом дуб.  Затем сквозь ветки дуба, клубясь и играя, пар достиг верхушки кроны и там стал превращаться в облачко. Вскоре накопив влаги, струящейся снизу, облачко сорвалось с верхушки и спустя несколько минут пролетело через лес над зеленым деревянным двухэтажным домом, который в народе уже восемь десятилетий называют “Ближней дачей”.   



Задержавшись над домом и смешавшись с дымом из русской печи, облако, набирая вес, с бешенной скоростью полетело на северо-запад и к ближе к полуночи достигло норвежского острова Федже, где повисло над склоном горы в двух десятках метров от верхушек сосен. Затем верхняя поверхность облака начала клубится и из мокрого пара стала вырисовываться сидящая в середине облака как на кресле фигура. Вскоре пар обледенел и на фигуре стала прорисовываться прозрачная шинель с погонами генералиссимуса, усатое лицо с закрытыми глазами и простая офицерская фуражка.



В то же время с западного направления показалась вторая туча с сидящим на ней вторым человеком. Он тоже был одет в шинель, только не военную, а какого-то гражданского ведомства. Огромный лоб, маленькие бульдожьи глаза и тяжелые складки у носа дополнялись кривым ртом, возникшим вследствие постоянного держания сигар в уголке губ. Где-то внизу на хуторе пробили часы и радио тотчас заиграло норвежский гимн. Оба облака слились и в эту секунду прозрачные призраки открыли заиндевелые глаза.



- Рад тебя видеть, Винни, - медленно сказал первый.



- Взаимно, Джо – ответил второй, пожимая протянутую руку – Не так то часто в последнее время нам разрешают увидится!



- Когда меня пробудил трубный глас и последовал приказ отбыть на встречу с тобой, я сразу понял почему. Сегодня 17 сентября, а ровно 70 лет назад…



- Твои войска пересекли польскую границу? Я понял, - перебил его Винни, - Ты думаешь, высшие силы хотят, чтобы мы обсудили Польшу?



- Несомненно, тем более, что в последнее время их Польша много себе позволяет.



- Ты должен быть снисходителен к ней, Джо, в этом ее специфичность! Если Польша вдруг прекратит выходки, то это будет уже какая-то другая страна. Более умиротворенная, ну, как Чехословакия.



Призраки немного помолчали, собираясь с мыслями. После земной жизни они встречались уже раз пять или шесть и каждый раз в какой-нибудь исторический юбилей. В их речи была одна особенность: когда они употребляли личное местоимение “наш”, то имели в виду людей и страны своего периода жизни, а местоимение “их” относилось соответственно к современности, события которой были им очень хорошо известны.



- И все же, мне всегда было трудно понять природу антагонизма столь родственных по культуре стран, - добавил наконец Винни. – Время у нас есть – расскажи мне, что за кошка пробежала между Польшей и Россией? Может, не обязательно с древних веков, а так, только главные вехи.



Джо полез в карман, достал тяжелый серебряный офицерский портсигар с гербом СССР и надписью “ХХ лет РККА” и выудил из него пять папирос марки “Герцеговина Флор”. Затем натренированным за годы движением он оторвал бумажные  гильзы, ссыпал папиросный табак в трубку и чиркнул спичкой. Винни, известный миру своим полным именем Уинстон, тем временем надкусил кончик своей кубинской сигары и потянулся к Джо, чтобы прикурить.



Курение не доставляло призракам никакого удовольствия, но заставляло их чувствовать себя почти материальными и совершающими реальные поступки живых людей.



- Всегда хотел спросить тебя, Джо, еще со времен Тегеранской конференции: что это ты куришь? Какие-нибудь элитные русские папиросы?



- Это английский премьер-министр должен курить элитный табак, мы же, большевики, курим то, что может позволить себе народ. Эти папиросы изготовляются московской фабрикой “Дукат” и имеются в любом советском магазине, - смеясь, ответил Джо. – Хотя с тех пор как я обратил внимание на простенькие “Герцеговина Флор”, многие в России решили, что раз товарищ Сталин их курит, стало быть - это табак высшего класса…



Джо затянулся, выпустил густой дым через ноздри и задумчиво произнес:



- Что касается Польши, то никто, пожалуй, не даст нам лучшей лекции, чем он!



С этими словами, генералиссимус Джо вынул еще одну папиросу, смял ее и посыпал табаком на тучу справа от себя. Тотчас же начал расти облачный ком и, удлиняясь и вращаясь, стал превращаться в фигуру человека небольшого роста, одетого в черный цивильный костюм с красным галстуком и фетровую шляпу. В облике человека поражал высокий лоб и проницательные глаза, внимательно смотревшие из-за пенсне. В руках у него была толстая папка с золотым теснением и гербом, на которой по-русски было написано “Народный Комиссариат иностранных дел Союза ССР”. 



- Вызывал, Иосиф? – спросил человек, но тут же осекся, увидев чужое бульдожье лицо рядом с хозяином. “Слушаю, товарищ Сталин!” – поправился он.



- Вот что, товарищ Молотов, расскажите нам с господином Черчиллем о том, как Польша стала частью Российской империи и что затем произошло в наше уже время.



Молотов напрягся и ссутулился. Человек исключительно обстоятельный и дотошный, он любил, когда ему давали время для подготовки докладов, тем более в присутствии такого важного гостя, как руководитель Великобритании. Обладая великолепной памятью, он тем ни менее опасался не  вспомнить всех дат и имен. Положение спасала папка Наркоминдела, имевшая в этом потустороннем мире одну особенность: стоило державшему ее подумать о каком-либо документе, рожденном в недрах министерства или проходившем через его официальные каналы, как бумага тут же оказывалась в папке.



Молотов достал какой-то отчет с исторической справкой по Польше и начал докладывать ясным, уверенным и четким голосом, то есть так, как любил Сталин.



-   В 1772 году между Российской империей, Пруссией и Австрией произошел первый раздел Польши, в результате которого России вернула себе белорусские и литовские земли, утраченные в пользу Польши в XIV—XVII вв., а еще через 20 лет, после подавления войсками Суворова восстания Костюшко, Польша окончательно исчезла с карты Европы как независимое государство. Поход Наполеона на Москву освободил Польшу на несколько лет от власти России, Пруссии и Австрии, причем сами поляки приняли участие в войне на стороне французов.



После разгрома Наполеона, Александр I создал Царство Польское, которое стало унией с Российской империей. Российский самодержец короновался Царем польским, но в остальном Польше были дарованы большие свободы – собственная конституция, правительство и армия, местное самоуправление, возможность избирать Сейм. Польские граждане могли обучаться в лучших российских университетах и занимать важные должности. Поляки также получали жалование в твердом, обеспеченном золотом российском рубле, который охотно принимался повсеместно в Европе. Польские депутаты заседали во всех четырех российских Думах (1905–1917), постоянно поднимая вопрос об автономии Польши. Важным было и то, что весь XIX и начало XX века российская часть Польши под сенью императорской короны наслаждалась миром, даже будучи окруженной такими непревзойденными в то время европейскими кровососами как Пруссия и Австро-Венгрия.



С этими словами Молотов показал двум лидерам карту из папки.



 



 Молотов поправил пенсне и продолжил:



- Объективно, Польша должна была быть благодарна российскому царизму за вековой мир, спокойствие и экономическое развитие в польском доме, которое, тем ни менее, нарушалось самими же поляками. Последовали два восстания в 1830 и 1863 году, которые были исторически бессмысленными. Даже, если бы российский император предоставил российской части Польши независимость в то время, нет сомнения, что более могучие и беспринципные соседи тут же пообедали молодым государством, присоединив его к уже имевшимся у них польским частям.



Польские восстания возмутили российскую общественность. Еще Державин называл Польшу “злобной гидрой”. Пушкин видел в поляках “кичливых ляхов”, а Гоголь создал отрицательные польские образы шляхтичей в “Тарасе Бульбе”. Федор Достоевский открыто не любил поляков, называя их “мошенниками”, которые добиваются карьерного роста незаконными способами. 



- Я тоже не понимал этот народ, - вдруг произнес Сталин. -  Насмотрелся на них в ссылке и тюрьмах: все политические вне зависимости от национальности держались вместе, но не поляки! Заносчивы, очень скрытны, кичливы – впечатление было такое, что считают россиян за варваров. Даже мною пренебрегали, делали вид, что не замечают! Пройти мимо товарища Сталина и не поздороваться!



Призрак пришел в волнение, стал по-грузински вращать глазами и тогда Черчилль, с интересом слушавший доклад, успокаивающе положил свою руку на сталинское плечо. Молотов продолжил:        



- Не лучше были образы поляков и у Тургенева, Чехова и Лескова, хотя ряд выдающихся русских писателей любили Польшу (Лев Толстой, Гоголь и тот же Лесков) и создавали привлекательных польских героев, точнее героинь, что не удивительно, учитывая невероятную красоту польских женщин.  Здесь можно вспомнить хотя бы красавицу Марию Потоцкую в “Бахчисарайском фонтане” Пушкина или прекрасную польку в “Тарасе Бульбе”.



Когда разразилась Первая мировая и немцы оккупировали русскую часть Польши, то российская интеллигенция испытывала чувство вины России за неспособность защитить поляков. Вот цитата из Т. Щепкиной-Куперник: “Край нам близкий, Польша, Польша, / Наша младшая сестра”. В военной прозе поляки (вместе с русскими) противостоят немцам — варварам, насильникам и грабителям. В литературном стереотипе поляка сохраняются лишь положительные черты: гордость, патриотизм, гостеприимство. Весьма част любовный мотив: очаровательная полька и русский офицер. Старые клише и лозунги переосмысляются: “Мы дружно пойдем / Единым путем / За нашу свободу и вашу!” (Бальмонт).



Вскоре выяснилось, что свободу русский и поляк понимают, к сожалению, по-разному. По итогам Первой мировой войны Польша, наряду с победителями – Францией и Великобританией, стала пожалуй главным бенефициарием в Европе. На осколках трех бывших империй страна восстала из пепла и объединила три польские части в одну страну. Начальником государства (такой титул он себе взял) становится бывший социалист Юзеф Пилсудский, известный тем, что отсидел в молодости пять лет российской тюрьмы и ссылки за организацию покушения на Александра III и с тех пор Польша до самой смерти Пилсудского в 1935 году стала президентской диктатурой.



Молодая Советская власть предпринимала все усилия наладить отношения с новой Польшей, неизменно приветствуя ее право на самоопределение. В условиях Гражданской войны и интервенции Антанты было бы безумством сделать Польшу еще одним врагом. Большевики взяли курс на установление демаркационной линии, перемирия и мира с Польшей. Мы пытались начать с решения более простых проблем, накопившихся в российско-польских отношениях.



В то время в польском плену томились тысячи русских солдат, доставшихся полякам “по наследству” от немцев. 2 января 1919 года мы послали к ним делегацию российского Красного Креста во главе с большевиком Веселовским – поляком, кстати, по национальности. Делегация, которая должна была обсудить освобождение пленных, была тут же расстреляна. Когда об этом узнала мировая общественность, поляки оправдываясь, заявили, что делегации просто “не повезло” и она попала в руки к психически неуравновешенному польскому офицеру. Правда выяснилась позже – приказ о расстреле на самом деле был дан из Варшавы и скорее всего исходил от самого Пилсудского.    



Пилсудский был ярым русофобом и сторонником восстановления Польши в границах более, чем столетней давности “от моря до моря”. Он  был одержим идеей сильной Польши, самой сильной в Центральной и Восточной Европе и, главное, подавляющей своей «силой» Россию. Федерацию, по крайней мере на словах, он планировал создать с Литвой и Украиной, и с февраля 1920 года Польша начала войну за территории Литвы, Белоруссии и Украины со своей бывшей метрополией. Начальник возрожденного государства был убежден тогда, что окончательное освобождение Польши от России возможно только при условии, когда Украина полностью отойдет к Польше.



Вскоре страны Антанты на конференции в Версале определили восточные границы Польши, получившую название "линия Керзона".



- Да, это была английская идея, выработанная нашим министром иностранных дел Джорджем Керзоном, которая, мне кажется, была вполне честной по отношению и к Польше, и к России, несмотря на то, что Керзон ненавидел русских, - вставил Черчилль. – Он исходил из принципа этнического проживания, то есть Польше отходили только те территории, где проживали собственно поляки. 



- Это правда! – подтвердил Молотов, – Линия Керзона была вполне справедливой, но полякам было плевать на международные решения Версаля по послевоенному мирному устройству Европы. Их армия к тому времени уже была значительно восточнее линии Керзона, а вскоре заняла Минск и Киев и даже часть исконно русских территорий.



Мы всячески пытались остановить эту войну. 22 декабря 1919 года Народный Комиссар по иностранным делам Чичерин сделал польскому правительству открытое формальное предложение по радио - приступить к мирным переговорам. Это было сделано в ответ на выступление министра иностранных дел Скаржинского, который нагло и лживо утверждал в сейме, будто бы советское правительство никогда не делало мирных предложений Польше. Ответа на предложение Чичерина не последовало.



Тогда Ленин, Троцкий и Чичерин через месяц – 28 января 1920 года – призвали еще раз поляков решить проблемы мирным путем, указывая, что советским частям дан приказ остановиться до польского ответа. Его пришлось ждать более двух месяцев!



Когда же он пришел, было понятно, что это форменное издевательство. Обычно, в мировой практике переговоры о мире ведутся либо в столицах воюющих стран, либо чаще на нейтральной территории. Но поляки вызывали нас на переговоры в наш же прифронтовой город Борисов, который они недавно оккупировали, причем, в их ноте, было выражено желание ограничиться перемирием только на борисовском участке.



Черчилль весело засмеялся при этих словах:



 - Да, Джо, не думаю, что при твоей власти кто-либо мог так обращаться с Россией! Я помню об этой истории писала наша “Таймс”, удивляясь той наглости, с которой только что освободившаяся колония приказывала своей бывшей метрополии явиться к ней на переговоры, да еще в захваченный у этой самой метрополии город!



Сталину было отнюдь не смешно. Его желтые глаза мстительно загорелись, а сам он, сидя в импровизированном облачном кресле, напрягся, как перед прыжком.



Молотов моментально остановился – сказывалась многолетняя выучка. Когда говорили старшие по должности, он замолкал и ждал сигнала, чтобы продолжить. Наконец Сталин кивнул.



- Ленин и Троцкий, однако, проглотили обиду. Полякам ответили на следующий же день, прося о переносе места переговоров в Эстонию, Петроград, Москву или Варшаву. Тогда через 10 дней поляки ответили, что вообще прекращают с нами вести какие-либо переговоры. Вскоре их армия перешла в наступление и захватила литовские земли, Минск и даже Киев, куда они пришли вместе с бандитами Петлюры под лозунгом “независимости” Украины. Здесь поляки повторили маневр немцев, которые годом ранее тоже использовали марионетку Петлюру с целью поставить его у власти в Киеве и затем добиться значительных территориальных уступок от Украины от своего “союзника”.



Здесь Молотов внимательно посмотрел на Черчилля и сказал:



- Формально Антанта была против восточных завоеваний Польши, однако, никакого наказания Варшавы за агрессию восточнее линии Керзона не последовало. Объяснить это можно было лишь стремлением Франции и Великобритании иметь как можно более крупную и сильную Польшу, могущую в будущем стать противовесом и Германии, и России.  Даже Деникин – наш куда более опасный  враг - как русский патриот требовал от Антанты приструнить зарвавшуюся Польшу. Антанта молчала. Когда же Красная Армия собрала силы в кулак и перешла в наступление, то реакцию Запада не пришлось долго ждать. Тот же Керзон в своей ноте потребовал от нас вернуться на определенные им границы.



Черчилль понял, что нужно сказать что-то на этот упрек.



- Между прочим, летом 1920 года мы перестали оказывать молодой Польше всякую военную и экономическую помощь. Причина простая: Великобритания  помогала им ради восстановления государственности, а не ради ведения захватнических войн. Да и Германия с Чехословакией закрыли свои границы с Польшей из-за территориальных претензий поляков к ним.



- Это правильно!, - кивнул Сталин – Зато США и Франция продолжала эту помощь. Я помню был такой смешной советский плакат с польской свиньей на французском плече





 Молотов тут же открыл свою невероятную папочку и протянул фото с плакатом. Сталин засмеялся, увидев забытый образ. Ему вообще было свойствен резкий перепад настроения: от яростного гнева до искреннего веселья. Об этом знал и Черчилль, решивший в ту минуту в отместку за упрек искусить судьбу и вернуть друга Джо от смеха назад в гнев и он произнес вкрадчиво, но подчеркнуто нейтрально:



- Но, кажется, этот поросенок на деле все-таки оказался диким грозным боровом с клыками?



Сталин оборвал смех и кивнул Молотову. Тот продолжил:



- Да, действительно. РККА вскоре начала бить агрессора, освободила Украину и Белоруссию и подошла к стенам Львова и Варшавы. Успехи Красной Армии вызвали в Москве эйфорию, нам стало казаться, что режим в белой Польше стоит только немного надломить, как он рухнет и там возникнет своя Советская власть, тем более, что в Польше без нашей помощи возникли 120 советов на местах, а в Германии на пару месяцев победила социалистическая революция. Всем тогда казалось, что еще усилие - и Польша тоже станет советской. Заметьте: ни о каком территориальном захвате речь с нашей стороны не шла. Выражаясь языком нынешних, речь шла о смене социально-экономческой формации в стране. Две наши армии должны были взять эти два крупных польских города. Армия Тухачевского – Варшаву, а армия Егорова и Сталина – Львов, но обе армии, однако, потерпели сокрушительное поражение. Очевидно, сказался яростный славянский патриотизм поляков, помноженный на неистребимую ненависть к русским. Взгляните на польский плакат того времени: согнутые фигуры, однотипные звериные лица “защитников” Польши.





 Пока призраки в военных шинелях рассматривали плакат, Молотов продолжил:



- Хуже всего, что в результате поражения в плен попало огромное количество красноармейцев, по разным оценкам от 85 (польская цифра) до 200 тысяч (российская оценка). Мы точно знаем, что из них только 65 тысяч вернулось в Россию. Ясно только одно: это были действительно рядовые красноармейцы, потому что поляки не брали в плен советских командиров и комиссаров, а расстреливали их на месте. Еще с 1918 года русские военнопленные Первой мировой, бежавшие из немецкого, ставшего потом польским пленом, начали рассказывать чудовищные вещи.  О том, что польский плен был куда невыносимее немецкого. О том, что людей раздевали до исподнего, почти не кормили и отправляли в лютую зимнюю стужу строить самим себе бараки концлагеря днем, а ночью спать прямо на снегу в чистом поле. Тему страданий военнопленных в польском плену не раз поднимал в своих публичных выступлениях создатель Красной Армии тов. Троцкий, а министр иностранных дел тов. Чичерин даже послал Варшаве гневную ноту протеста.


 


Таким образом, за год-два плена в польских концентрационных лагерях Стшалков, Домбье, Пикулице, Вадовице и Тухоль было умерщвлено от 20 до 135 тысяч красноармейцев. По известным причинам, после Второй мировой войны тема массового геноцида советских военнопленных в 1919-1920 г.г. умалчивалась как западными средствами массовой информации, так и советскими: Польша была членом социалистического содружества и напоминать польским товарищам про былые зверства было бы бестактным. А раз молчал ТАСС, то зачем же Франс Пресс или Би Би Си поднимать эту невыгодную для поляков тему? Зато когда, двадцать лет спустя НКВД расстреляло в Катыни 20 тысяч польских офицеров, эта тема стала и остается до сих пор обязательной для упоминания в любом контексте российско-польских отношений.


 


Молотов кашлянул, протер почему-то вспотевшее пенсне и осторожно сказал:


 


- Лично мое мнение: в катынском событии мало мести и много политической целесообразности. Работники НКВД после месяцев допросов польских офицеров поразились их почти поголовной крайней неприязни к СССР и нежеланию служить в Красной Армии. Стало ясным, что отпустить таких людей на свободу – профессиональных военных, знающих толк в военном деле и организации армии, значит, создать самим себе потенциальную угрозу в то грозное, предвоенное время.


Главной задачей Советского правительства в то время как раз была максимальная забота о безопасности государства и недопущения войны.  Характерно, что большинство польских офицеров на вопрос, что они будут делать, если их отпустят на свободу в Европу, отвечали без обиняков – воевать с Германией и Россией! В связи со складывающимися обстоятельствами руководитель НКВД тов. Берия предложил расстрел как самую целесообразную меру с точки зрения безопасности государства. Хотя, оговорюсь: если бы не было 20-ого года, то не было бы и 40-ого.


 


Сталин в продолжение последних минут снова окаменел. Трубка его погасла и лежала в зажатой руке на колене. И Черчилль, и Молотов почувствовали страшную энергию ненависти, исходящую от обледенелой фигуры с горящими глазами. Луна зашла за черные тучи, как бы прячась от сталинского гнева, а Молотов вытянулся в струнку, хотя военным не был. Наконец Сталин глухо и медленно произнес, глядя куда-то вдаль:


 


- Они думали у товарища Сталина короткая память! Они думали, товарищ Сталин все забыл! Нет, товарищ Сталин никогда ничего не забывал! И через 20 лет, и через сто!


 


Черчиллю как британцу, которому были не столь интересны истории о советских, а тем более польских расправах над военнопленными, стало не по себе от этой сцены, но он нашелся и спросил застывшего Молотова:


- Позвольте уточнить, не ослышался ли я: ранее Вы сказали, что армия, ведомая самим Сталиным не смогла взять Львов? Разве такое может быть? Чтобы Сталин - и не смог победить поляков?


 


При этом, уводящем от темы, неприятном, но все-таки чуть лестном вопросе, Сталин снова “ожил” и ответил сам вместо Молотова, снова говоря о себе в третьем лице:


 


- Товарищ Сталин был в 1920 году всего лишь политработником. Высокопоставленным, но всего лишь политработником! Наступлением на Польшу руководили немецкие шпионы Егоров и Тухачевский, которые впоследствии были расстреляны по приговору советского Военного трибунала, а общее руководство Красной Армией осуществлял наймит мирового империализма Троцкий. При чем же здесь товарищ Сталин? Дадим, однако, товарищу Молотову закончить доклад о советско-польской войне!


 


Молотов с облегчением выдохнул, расслабился. Конечно, бояться ему было нечего. Даже пожелай он надерзить сейчас Сталину, тот ничего не мог бы с ним сделать! Однако, сама мысль о малейшем непослушании великому вождю не могла придти в голову Молотову-призраку. Кроме того, так было заведено свыше: духи при материализации должны были строжайше соблюдать субординацию и отношения своих живых прототипов.


 


Нарком оглядел вождей и горестно продолжил:


 


- Результатом нашего поражения, кроме людских потерь, стали еще и огромные территориальные потери. Посмотрите на эту карту, где Минск стал чуть ли не пограничным городом.




Мы оставили почти половину Белоруссии и всю Западную Украину полякам, которые тут же вышли далеко за линию Керзона, т.е. за линию проживания собственно польской нации и начали активное ополячивание населения. К примеру, уходя, Красная Армия оставила Вильно (Вильнюс) литовцам, чтобы те сделали из этого крупнейшего литовского города свою столицу. Польша тут же признала суверенитет Литвы над Вильно, то через пару дней это не помешало им оккупировать город вместе с частью страны и насадить на новых территориях польские порядки. После этого литовская интеллигенция бежала из города и сделала Каунас своей столицей. А в самом Вильно костел Святого Николая, к примеру, стал единственным местом в городе, где поляки разрешили службу на литовском языке. Та же активная политика ополячивания начала проводиться и на Украине и в Белоруссии. Не удивительно, что, когда наконец, в 1939 году Красная Армия (после разгрома Польши Германией) вернулась в эти места, она была встречена как освободительница от польского национального гнета.



Молотов смолк. Был уже третий час ночи. Резко похолодало. Трусливая луна так и продолжала прятаться от сталинского гнева за тучами. Внизу у озера страшно закричала выпь, да еще изредка по воде хвостом била крупная рыба. Спящий норвежский хутор под облаком с призраками уже давно погрузился в темноту. Сталин, Черчилль и Молотов знали: через пару часов с рассветом их души снова должны упокоиться, а когда еще будет следующая встреча? Впрочем, у них еще было время до рассвета…


 


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ


eval("var serg_post"+112933427+"=0;");
document.getElementById('post112933427').onmouseover = function()
{
eval("var cur_post=serg_post"+112933427);
if (cur_post==0){
new Image().src = "/rpl.fcgi?u=1264801;p=112933427;r="+Math.random();
eval("serg_post"+112933427+"=1;");
}
}
//


URL записи